Впусти меня - Страница 26

К оглавлению

— Да.

— Поговорим после уроков.

Микке кивнул.

— До встречи, Хрюша!

И Йонни с Микке вошли в здание школы. Юхан встал, справившись наконец со шнурками.

— Блин, зря ты это…

— Знаю.

— И на фиг ты стал вырубаться?

— Ну… — Оскар взглянул на горку. — Так получилось.

— Ну и дурак.

— Да.

После уроков Оскар задержался в классе. Положил на парту два чистых листа бумаги, взял словарь с полки, открыл на букве «М».

Мамонт… Медичи… Монгол… Морзе.

Да. Вот оно. Вся азбука Морзе занимала четверть страницы. Большими ровными буквами он принялся переписывать азбуку на чистый лист бумаги:

А = · —

Б = — · · ·

В = · —

и так далее. Закончив, он повторил то же самое на втором листе. Остался недоволен. Выкинул листок и начал заново, еще тщательнее выводя знаки и буквы.

Вообще-то хватило бы и одного удачного экземпляра — того, что предназначался Эли. Но Оскару нравилось возиться с буквами — лишний повод задержаться в школе.

Они уже целую неделю встречались каждый вечер. Вчера Оскар попробовал постучать в стену, прежде чем выйти во двор. Эли ответила, и они вышли на улицу одновременно. Тогда Оскару пришла в голову мысль наладить связь при помощи какого-нибудь секретного кода, и тут он вспомнил про морзянку.

Он оценивающе взглянул на исписанные листы. Хорошо. Эли должно понравиться. Как и он, она любила головоломки, системы. Он согнул оба листка пополам, убрал в портфель, сложил руки на парте. В животе заурчало. Школьные часы показывали двадцать минут четвертого. Он вытащил из парты комикс «Воспламеняющая взглядом» и читал его до четырех часов.

Не могли же они его ждать целых два часа?

Если бы он только послушался Йонни и убрал камни, он был бы уже дома. В относительном порядке. Подобрать несколько камней было далеко не худшим из того, что его заставляли делать, и он делал. Оскар уже жалел о своем непослушании.

А что если сейчас все собрать?

Может, он сумеет смягчить завтрашнее наказание, сказав, что специально остался после школы, чтобы…

Да, так он и сделает.

Он взял свои вещи и вышел к песочнице. На это уйдет минут десять, не больше. Когда он завтра расскажет об этом Йонни, тот заржет, погладит его по голове и скажет: «Молодец, Поросенок!» — ну или что-нибудь в этом роде. В любом случае, так будет лучше.

Он покосился на детский городок, поставил портфель у края песочницы и начал собирать камни. Сначала те, что побольше. Лондон, Париж. Теперь он воображал, что спасает мир. Очищает его от страшных нейтронных бомб. Под каждым поднятым камнем оказывались уцелевшие, они выползали из-под развалин своих домов, как муравьи из муравейника. Только ведь нейтронное оружие не разрушает дома… Ну да ладно, будем считать, что здесь сбросили заодно пару ядерных бомб.

Когда он подошел к краю песочницы, чтобы сложить собранные камни в кучу, его уже ждали. Увлекшись игрой, он не услышал, как они подошли. Йонни, Микке. И Томас. В руках у них были длинные ореховые прутья. Розги. Йонни указал своим прутом на валявшийся камень:

— И этот.

Оскар сложил свою ношу на землю и поднял камень, на который указывал Йонни.

— Ну вот и молодец. А мы ведь тебя ждали, Поросенок. Долго ждали.

— А потом пришел Томас и сказал, что ты здесь, — добавил Микке.

Глаза Томаса ничего не выражали. В младших классах Оскар дружил с ним, часто играл в его дворе, но в начале пятого класса, после летних каникул, Томас вдруг переменился. Даже говорить начал по-другому, по-взрослому. Оскар знал, что учителя считали его самым умным в классе. Это чувствовалось по тому, как они с ним разговаривали. У него был компьютер. Он собирался стать врачом.

Оскару захотелось швырнуть камень, зажатый в руке, в лицо Томасу. Прямо в рот, открывшийся, чтобы что-то сказать.

— Что же ты не бежишь? Ну, беги!

Прут Йонни со свистом рассек воздух. Оскар крепче сжал камень.

Почему же ты не бежишь?

Он уже чувствовал обжигающую боль прута, секущего по ногам. Выбраться бы на аллею, где ходят взрослые, — при них его трогать не посмеют.

Почему я не бегу?

Потому что у него все равно не было ни малейшего шанса. Он и пяти шагов пробежать не успел бы, прежде чем его настигнут.

— Не надо.

Йонни повернул к нему голову, делая вид, что не расслышал:

— Что ты сказал, Поросенок?

— Не трогайте меня.

Йонни повернулся к Микке:

— Он считает, что мы не должны его трогать.

Микке покачал головой:

— А мы-то старались, розги делали… — Он помахал своим прутом.

— Томас, а ты как думаешь?

Томас смотрел на Оскара, как на крысу, попавшую живьем в капкан:

— Я думаю, что Поросенка нужно слегка проучить.

Их было трое. У них были прутья. Положение было крайне невыгодным. Он мог бы швырнуть камень в лицо Томасу. Или ударить с размаху, если тот подойдет ближе. За этим последовал бы разговор с директором и прочее, и прочее. Но, может, его поймут? Все-таки трое с прутьями.

Я был в отчаянии.

Он не был в отчаянии. Наоборот, сквозь страх в душе нарастало спокойствие — он принял решение. Пусть они его только ударят, дадут повод засветить камнем по мерзкой морде Томаса.

Йонни с Микке сделали шаг вперед. Йонни хлестнул его прутом по ляжке, и он согнулся пополам от дикой боли. Микке зашел сзади и схватил его за руки, прижав их к бокам.

Только не это!

Теперь он не мог бросить камень. Йонни снова полоснул его по ногам, крутанулся вокруг своей оси, как Робин Гуд в фильме, и нанес новый удар.