— Чему обязаны?
Гёста прокашлялся и, уставившись в пол, ответил:
— Юкке.
— Что Юкке?
— Он мертв.
Ларри услышал, как Лакке ахнул у него за спиной. Его рука по-прежнему покоилась на плече Гёсты. Похоже, он нуждался в поддержке.
— Откуда ты знаешь?
— Я все видел. Как это произошло. Его убили.
— Когда?
— В субботу. Вечером.
Ларри убрал руку.
— В субботу?! Но… ты сообщил в полицию?
Гёста покачал головой:
— Я не смог. Да и вообще… я ничего толком не видел. Но знаю.
Лакке уронил лицо в ладони, прошептал:
— Я знал, я знал!
Гёста начал рассказывать. Про ребенка, разбившего камнем фонарь у моста, а потом спрятавшегося под ним. Про Юкке, вошедшего под мост и так и не вышедшего. Контур тела на пожухлой листве на следующее утро.
К тому времени, как он закончил свой рассказ, официант уже успел сделать несколько яростных знаков Ларри, указывая то на Гёсту, то на дверь. Ларри положил руку Гёсте на рукав:
— Может, сходим туда и посмотрим?
Гёста кивнул, и они встали из-за стола. Морган залпом допил остатки своего пива и ухмыльнулся Карлссону, который взял газету и, как обычно, запихнул ее в карман пальто, жлоб чертов.
Только Лакке сидел неподвижно, играясь обломками зубочисток, рассыпанными на столе. Ларри наклонился к нему:
— Ты идешь?
— Я знал. Я чувствовал.
— Ладно, ладно. Ты идешь или нет?
— Да. Идите. Я догоню.
Когда они вышли на морозный вечерний воздух, Гёста немного пришел в себя и понесся с такой скоростью, что Ларри попросил его сбавить темп, иначе сердце не выдерживало. Карлссон и Морган шли бок о бок позади них; Морган выжидал момента, когда Карлссон сморозит какую-нибудь глупость, чтобы можно было на него наехать. Но даже Карлссон был погружен в раздумья.
Разбитый фонарь уже починили, и под мостом было относительно светло. Они стояли, столпившись вокруг Гёсты, и слушали, как он повторяет свой рассказ, тыкая пальцем в листья и притоптывая окоченевшими ногами, чтобы согреться — проблемы с кровообращением. Из-за топота под мостом гуляло эхо, будто поблизости маршировал полк солдат. Когда Гёста закончил, Карлссон произнес:
— По правде сказать, доказательств-то никаких нет…
Морган только этого и ждал.
— Черт, ты что, не слышал, что он сказал? Или ты думаешь, что он врет?
— Нет, — ответил Карлссон таким тоном, будто разговаривал с ребенком, — но вряд ли полиция поверит ему на слово, если мы не сможем предоставить каких-либо доказательств.
— Но он же свидетель!
— И ты считаешь, что этого достаточно?
Ларри махнул рукой, указывая на гору листьев:
— Куда делось тело, вот в чем вопрос. Если все действительно было так, как он говорит.
Лакке быстро шел по алее парка. Приблизившись к Гёсте, он указал на землю:
— Здесь?
Гёста кивнул. Лакке сунул руки в карманы и так застыл, разглядывая хаотично разбросанные листья, будто перед ним была головоломка, которую нужно решить. Под кожей его ходили желваки.
— Ну? Что скажете?
Ларри сделал пару шагов в его сторону.
— Лакке, мне очень жаль…
Одним движением руки Лакке отмахнулся от Ларри, не давая ему договорить.
— Я спрашиваю, что скажете? Поймаем мы ту сволочь, которая это сделала, или нет?
Все, кроме Лакке, отвели взгляд. Ларри хотел было сказать, что это сложно, почти невозможно, но осекся. В конце концов Морган прокашлялся, подошел к Лакке и положил руку ему на плечо:
— Поймаем, Лакке. Обязательно.
Томми перегнулся через перила и посмотрел вниз — вроде что-то поблескивает. Похоже на трофей Юных сурков из мультиков про Дональда Дака.
— О чем ты думаешь? — спросила мама.
— О Дональде Даке.
— Стаффан тебе не нравится, да?
— Да нет, он ничего.
— Правда?
Томми устремил взгляд в сторону центра. Разглядел красную неоновую букву «В», медленно вращавшуюся над городом. Веллингбю. Виктори.
— Он тебе пистолеты показывал?
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Показывал?
— Не понимаю, о чем ты.
— А что тут непонятного-то? Открыл сейф, достал пистолеты, показал. Показывал или нет?
— Ну, показывал, и что?
— Когда?
Мама стряхнула с блузки невидимую пылинку, потерла руками плечи.
— Что-то холодно.
— Ты о папе вспоминаешь?
— Да, все время.
— Все время?
Мама вздохнула, наклонила голову, пытаясь заглянуть ему в глаза:
— К чему ты клонишь?
— К чему ты клонишь?
Она накрыла ладонью его руку, лежавшую на перилах.
— Пойдешь завтра со мной к папе?
— Завтра?
— Да. Завтра же День Всех Святых.
— Это послезавтра. Пойду.
— Томми…
Она отцепила его руки от перил, развернула к себе лицом. Обняла его. Он немного постоял, затем высвободился из ее объятий и вошел в квартиру.
Надевая куртку, он сообразил, что ему нужно выманить маму с балкона, если он хочет подобрать стрелка. Он окликнул ее, и она тут же возникла на пороге в надежде услышать хоть одно его слово.
— Ладно… Стаффану привет.
Мама расцвела:
— Передам. Хочешь, останься?
— Да нет, я… Его, может, всю ночь не будет.
— Да уж. Я немного волнуюсь.
— Не волнуйся. Уж что-что, а стрелять он умеет. Пока!
— Пока…
Входная дверь захлопнулась.
— …сынок.
Внутри «вольво» что-то приглушенно стукнуло, когда Стаффан на полной скорости въехал в бордюр тротуара. Челюсти лязгнули так, что в голове загудело. На какое-то мгновение он потерял зрение и чуть не задавил старика, направлявшегося к толпе зевак, что собрались вокруг полицейской машины у главного входа.