Впусти меня - Страница 47

Как бы его заткнуть!

Эли опустилась на пол, подползла к телевизору, чувствуя, как морфий растекается по телу, засмеялась при виде фигур, расплывающихся в бесформенные цветные пятна. Силы ее были на исходе. Она рухнула на пол перед телевизором, а цветные пятна все плыли перед глазами.

*

Несмотря на поздний час, несколько подростков все еще катались на снегокатах с горы между Бьёрнсонсгатан и небольшой лужайкой перед парком. Ее почему-то называли Гора смерти. Три тени одновременно тронулись со склона, затем послышалась громкая ругань одного из подростков, съехавшего в кусты, и смех двух других, мчавшихся с горы, пока, подскочив на колдобине, они с шумом и смехом не полетели на землю.

Лакке остановился, посмотрел себе под ноги. Виржиния осторожно потянула его за собой:

— Ну пошли, Лакке.

— Черт, как же тяжело…

— Мне тебя не дотащить, так и знай.

Лакке фыркнул, что, видимо, означало смешок, и закашлялся. Он отпустил плечо Виржинии и теперь стоял, безвольно опустив руки и глядя на горку.

— Блин, вон тут пацаны с горки катаются, а там… — он махнул рукой в сторону моста у подножия пригорка, — там Юкке убили.

— Не думай сейчас об этом.

— Да как не думать? Может, кто-нибудь из них его и прикончил?

— Вряд ли.

Она взяла его за руку, намереваясь снова положить ее себе на плечо, но Лакке отодвинулся.

— Не надо, я сам.

Он сделал несколько осторожных шагов по аллее парка. Снег похрустывал под его ногами. Виржиния стояла не двигаясь и смотрела на него. Вот он, мужчина, которого она любит, но с которым никогда не сможет жить.

Она пыталась.

Лет восемь тому назад, когда дочь Виржинии нашла себе квартиру, Лакке поселился у нее. Виржиния тогда все так же работала продавщицей в универсаме на Арвид Мернес Вэг, возле Китайского парка. Жила она в двухкомнатной квартире с кухней, на той же улице, в трех минутах от работы.

За те четыре месяца, что они прожили вместе, Виржиния так и не поняла, чем же Лакке занимается. Он немного разбирался в электричестве, установил диммер на лампу в гостиной. Немного готовил — пару раз устраивал ей потрясающий ужин из всевозможных рыбных блюд. Но чем он занимался?

Он сидел дома, ходил гулять, общался с приятелями, читал довольно много книг и газет. И все. Виржинии, начавшей работать еще в школе, такой образ жизни был непонятен. Она как-то спросила:

— Слушай, Лакке, не хочу, конечно, вмешиваться… но чем ты вообще занимаешься? Откуда у тебя деньги?

— А у меня их нет.

— Ну, немного все-таки есть.

— Это же Швеция. Вынеси стул, поставь на тротуар, сядь и жди. Стоит набраться терпения, как к тебе непременно кто-то подойдет и даст денег. Ну или как-нибудь о тебе позаботится.

— Ты и ко мне так относишься?

— Виржиния. Только скажи: «Лакке, уходи», и я уйду.

Прошел еще месяц, прежде чем она это сказала. Он запихнул в одну сумку одежду, в другую книги — и был таков. После этого они не виделись полгода. За это время она стала больше пить, уже в одиночку.

Когда она снова увидела Лакке, он изменился. Погрустнел. Эти полгода он жил в доме своего отца, угасавшего от рака где-то в Смоланде. Когда отец умер, Лакке с сестрой унаследовали дом, продали его и поделили деньги поровну. Лакке хватило своей доли на собственную квартиру со скромной квартплатой в Блакеберге, и он вернулся навсегда.

На протяжении последующих лет они все чаще виделись в китайском ресторане, куда Виржиния стала заглядывать через день. Иногда они уходили вместе, шли к ней домой, тихо занимались любовью, и, по молчаливому обоюдному согласию, когда Виржиния возвращалась с работы на следующий день, Лакке уже не было. Их союз был лишен каких-либо обязательств — иногда проходило два-три месяца, прежде чем они снова делили постель, и обоих это полностью устраивало.

Они прошли мимо универсама «ИКА» с рекламой дешевого фарша и лозунгами вроде «Ешь, пей и радуйся жизни». Лакке остановился, дожидаясь Виржинии. Когда она поравнялась с ним, он предложил ей руку. Она взяла его под его локоть. Лакке махнул в сторону магазина:

— Как дела на работе?

— Как обычно. — Виржиния остановилась, кивнула: — Вон, смотри, это я сделала!

Перед ними стоял рекламный щит с надписью: «Измельченные томаты. Три банки — 5 крон».

— Красиво.

— Правда?

— Да. Сразу захотелось измельченных томатов.

Она легонько подтолкнула его в бок. Почувствовала локтем выпирающие ребра.

— Ты хоть вкус еды вообще помнишь?

— Слушай, тебе не надо обо мне…

— Я знаю. Но все равно буду.

*

«Э-э-э-л-и-и… Э-э-э-л-и-и…»

Голос из телевизора казался знакомым. Эли попыталась отползти от экрана, но тело не слушалось. Только руки скользили по полу в поисках какой-нибудь опоры, как в замедленной съемке. Она нащупала провод. Стиснула его в кулаке, будто спасательную веревку, протянутую сквозь туннель с телевизором в конце. Из телевизора к ней кто-то обращался:

«Эли… где ты?»

Голова налилась такой тяжестью, что Эли не хватало сил ее поднять. Она нашла взглядом экран и, конечно же, увидела… Его.

На плечах, облаченных в парчовый камзол, лежали светлые локоны белокурого парика из настоящих волос. В их обрамлении и без того женственное лицо казалось еще уже. Тонкие накрашенные губы растянулись в улыбке, раной зиявшей на напудренном лице.

Эли удалось чуть приподнять голову и разглядеть Его лицо целиком. Голубые, по-детски большие глаза, а над бровями… Воздух толчками выходил из ее легких, голова бессильно упала на пол, так что в носу что-то хрустнуло. Смешно. На голове у Него красовалась ковбойская шляпа.