Впусти меня - Страница 5

— Ну давай.

Томми протянул руку, и Оскар положил ему на ладонь шоколадный батончик. Тот запихнул его в задний карман джинсов.

— Спасибо. Ну пока.

— Пока.

Придя домой, Оскар высыпал добычу на кровать. Пожалуй, он начнет с «Дайма», потом съест двойной батончик и закончит своим любимым «Баунти». Ну а напоследок — фруктовые машинки, чтобы освежить рот.

Он разложил сладости в ряд на полу у кровати в нужном порядке. В холодильнике он нашел полбутылки кока-колы, горлышко которой мама заткнула фольгой. Отлично. Выдохшаяся кока-кола ему даже больше нравилась, особенно в сочетании с конфетами.

Он снял фольгу, поставил бутылку на пол рядом с лакомствами, устроился на кровати и, лежа на животе, принялся изучать свою книжную полку. Почти полное собрание комиксов «Мурашки по коже», местами дополненное более дешевыми изданиями.

Основную часть его библиотеки составляли два бумажных пакета с книгами, приобретенными за двести крон по объявлению в «Желтой газете». Он тогда доехал на метро до станции «Мидсоммаркрансен», затем, следуя указаниям, нашел нужную квартиру. Дверь открыл толстый мужик болезненного вида, с сиплым голосом. К счастью, он не стал приглашать Оскара войти, а просто вынес пакеты на лестницу, кивнул, принял две купюры по сто крон и со словами «Приятного чтения!» закрыл дверь.

Оскар заволновался. Он много месяцев разыскивал старые выпуски в букинистических магазинах на Гетгатан. По телефону мужик сказал, что у него были те самые старые номера. Все это казалось уж слишком большой удачей.

Отойдя на безопасное расстояние, Оскар поставил пакеты и принялся в них рыться. Его не обманули. Сорок один выпуск, со второго по сорок шестой номер.

Они ведь больше не продаются! И какие-то жалкие двести крон!

Неудивительно, что он испытывал некоторый страх перед этим человеком. Он же только что выманил у тролля его сокровище!

Но даже комиксы не могли сравниться с его альбомом.

Он извлек его из тайника под кипой журналов и комиксов. С виду это был обычный альбом для рисования, украденный в местном «Оленсе», — он просто-напросто вышел из магазина, зажав его под мышкой — кто там называл его трусом? — но его содержимое…

Он развернул «Дайм», откусил здоровенный кусок, насладился хрустом карамели на зубах и открыл альбом. Первая вырезка была из журнала «Дом»: история об американской отравительнице сороковых годов. Ей удалось благополучно отравить мышьяком аж четырнадцать стариков, прежде чем ее поймали, приговорили и казнили на электрическом стуле. Она просила, чтобы ее отравили, — надо сказать, вполне справедливая просьба, — но в судившем ее штате применялся электрический стул, на том и порешили.

Это была заветная мечта Оскара: увидеть своими глазами казнь на электрическом стуле. Он читал, что кровь при этом вскипает, а тело выгибается каким-то невозможным способом. Воображение еще рисовало, как вспыхивают волосы, но письменного подтверждения этому он не нашел.

Все равно круто!

Он продолжал листать дальше. Следующая вырезка была из газеты «Афтонбладет», в ней говорилось о шведском маньяке-расчленителе. Паспортная фотография плохого качества. С виду обычный мужик, каких много. А убил двух проститутов-гомосеков в собственной сауне, расчленил их электропилой и закопал за сауной. Оскар закинул в рот последний кусок «Дайма», тщательно разглядывая лицо на фотографии. Мужик как мужик.

Да хоть бы я сам через двадцать лет.

*

Хокан нашел неплохой наблюдательный пост, с которого лесная тропинка просматривалась в обе стороны. В глубине леса он отыскал укромную поляну с деревом посередине, где и оставил сумку. Баллон с галотаном закрепил в специальной петле под пальто.

Оставалось только ждать.

Когда-нибудь взрослым хотел бы я стать,
Равняясь во всем на отца и на мать.

Он не слышал этой песни с тех пор, как сам ходил в школу. Кто же ее написал, Алис Тегнер? Подумать только, сколько хороших песен навсегда забыто. Сколько прекрасного кануло в Лету.

Никто больше не ценит красоту. Весьма характерно для сегодняшнего общества. Великие шедевры в лучшем случае являются поводом для острот или используются в рекламе. «Сотворение Адама» Микеланджело, где вместо божественной искры — джинсы. Вся суть этой картины, как ему казалось, заключалось в том, что стремление этих монументальных тел друг к другу сосредоточено в почти соприкасающихся указательных пальцах — почти, но не совсем. Их все же разделяет миллиметр пустоты, в которой весь смысл. Исполинский размах фрески, ювелирно проработанные детали — всего лишь фон, обрамление этой важной пустоты. Ничто, в котором заключается все.

И вот эту-то пустоту они заменили парой штанов.

На тропинке кто-то появился. Он пригнулся, кровь застучала в ушах. Нет, какой-то старик с собакой. Исключено. Во-первых, сначала пришлось бы возиться с собакой, а во-вторых, некачественный продукт.

«Много крика, мало шерсти», — сказал старик, остригая свинью.

Он посмотрел на часы. Еще два часа — и совсем стемнеет. Если в течение часа не появится кто-нибудь подходящий, придется брать первого встречного. Дома нужно быть засветло.

Старик что-то произнес. Он его заметил? Нет, разговаривает с собакой.

— Ну что, облегчилась, девочка моя? Давно пора, да. Вот придем домой, дам тебе ливерной колбаски. Да, милая, папочка даст тебе большой кусок колбаски!

Хокан со вздохом опустил голову и погрузил лицо в ладони, ощущая тяжесть баллона на груди. Бедные люди. Такие жалкие, одинокие, в мире без красоты.