— Понимаете, нам очень важно установить вашу личность.
Интересно, в какой круг или небесную сферу попал после смерти сам Данте…
Полицейский придвинул стул сантиметров на десять ближе.
— Мы это все равно выясним. Рано или поздно. Но вы можете сэкономить нам время, если согласитесь сотрудничать.
Никто меня не ищет. Никто меня не знает. Попытайтесь…
В палату вошла сестра:
— Вас к телефону.
Полицейский поднялся и направился к выходу. Прежде чем покинуть палату, он обернулся.
— Я скоро вернусь.
Мысли Хокана обратились к самому главному. А какой круг ада предстоит ему? Детоубийца. Седьмой круг. С другой стороны — первый. Для тех, кто согрешил во имя любви. Потом, содомитам отведен собственный круг. Логичнее всего было бы предположить, что тебя определят в тот круг, где наказывают за самый страшный из всех твоих грехов. Таким образом, получается, что, совершив по-настоящему серьезное преступление, дальше можно грешить сколько душе угодно, — по крайней мере, по мелочам, наказуемым в других, высших кругах ада. Хуже-то уже не будет. Вроде как те убийцы в Америке, которых приговаривают к трехстам годам заключения.
Дантов ад состоял из концентрических кругов. Адская воронка. Цербер со своим хвостом. Хокан представил себе насильников, гневливых женщин, гордецов, варящихся в бурлящем котле, среди огненного дождя, бродящих в поисках собственного места.
В одном он был уверен. Он никогда не окажется в нижнем круге ада. Там, где Люцифер на ледяном озере грызет Иуду и Брута. В круге предателей.
Дверь снова открылась со странным шипением. Полицейский уселся возле кровати.
— Ну что, похоже, нашли еще один труп, в озере в Блакеберге. По крайней мере, веревка та же.
Нет!
Тело Хокана непроизвольно дернулось, когда полицейский произнес слово «Блакеберг». Полицейский кивнул:
— Судя по всему, вы меня все же слышите. Вот и хорошо. Мы предполагаем, что вы жили в западном направлении. И где же? Рокста? Веллингбю? Блакеберг?
Он тут же вспомнил, в какой спешке избавился от тела возле больницы. Допустил небрежность. Все испортил.
— Ладно. Оставлю вас в покое на время. Можете пока подумать, не стоит ли вам начать сотрудничать. Так всем будет гораздо легче. Правда?
Полицейский встал и вышел. Вместо него в палату вошла медсестра, приставленная его сторожить, и села на стул.
Хокан в отчаянии замотал головой. Рука его взметнулась и вцепилась в трубку респиратора. Сестра подскочила к нему и оторвала руку от трубки.
— Мы вас привяжем. Еще одна такая попытка, и мы вас привяжем. Ясно? Не хотите жить — дело ваше, но, пока вы здесь, наша задача — сохранить вам жизнь. Что бы вы там ни совершили. Понятно? И мы сделаем все, чтобы выполнить эту задачу, даже если придется надеть на вас смирительную рубашку. Слышите? Всем будет лучше, если вы будете сотрудничать.
Сотрудничать. Сотрудничать. Внезапно все заговорили о сотрудничестве. Я больше не человек, а задача, которую нужно решить. О боже. Эли, Эли. Помоги мне.
Еще на лестнице Оскар услышал мамин голос. Она с кем-то ругалась по телефону. С матерью Йонни? Оскар стоял под дверью и подслушивал.
— Теперь они мне будут звонить и спрашивать, что я сделала не так… Да будут, будут! И что мне им отвечать? Что у моего мальчика, увы, нет отца, который… ну так докажи это хоть раз в жизни! Нет, не делал… Я считаю, что говорить с ним об этом должен ты.
Оскар открыл дверь и вошел в коридор. Мама буркнула в трубку: «А вот и он» — и повернулась к Оскару:
— Мне тут звонили из школы, и я… Короче, поговори лучше об этом с папой, потому что я… — и снова в трубку: — А теперь можешь… Я спокойна. Легко тебе — сидишь себе там и…
Оскар зашел в свою комнату, улегся на кровать и зажал уши руками. В голове стучала кровь.
Оказавшись у больницы, он сначала решил, что вся беготня вокруг имела отношение к тому, что́ он натворил, но выяснилось, что это совсем не так. Сегодня он впервые в жизни видел мертвеца.
Мама распахнула дверь в его комнату. Оскар отнял руки от ушей.
— Твой отец хочет с тобой поговорить.
Оскар взял трубку и услышал далекий голос, перечисляющий названия маяков, силу и направление ветра. Он молча ждал у телефона. Мама вопросительно подняла брови. Оскар прикрыл трубку рукой и прошептал:
— Морской прогноз.
Он знал, что сейчас папа слушает радио и все равно его не услышит. Прогноз ветра для него — это святое. Каждый раз, когда Оскар навещал отца, в 16.45 вся деятельность в доме замирала и папа садился перед радиоприемником, рассеянно блуждая взглядом по полю, словно чтобы убедиться в правильности прогноза.
Отец уже давно не плавал, но привычка осталась.
В районе Альмагрюндет — ветер северо-западный, восемь баллов, ночью с переходом на западный, видимость хорошая, в районе Аландских островов и Архипелагового моря ветер северо-западный, десять баллов, ночью ожидается штормовое предупреждение. Всего доброго.
Так. Самое главное позади.
— Привет, пап.
— А, это ты. Привет. Говорят, будет штормовое предупреждение.
— Да, я слышал.
— Мм. Как дела?
— Хорошо.
— Мама рассказала мне про ту историю с Йонни. Нехорошо вышло.
— Да уж, не очень.
— Она говорит, у него сотрясение мозга.
— Ага. Его тошнило.
— Да, так часто бывает. Харри… ну, ты его помнишь… ему как-то грузилом по голове засветили… так он потом лежал и блевал, что твой теленок.
— Ну и че, выздоровел?
— Да вроде… правда, он прошлой весной помер. Но с тем случаем это не связано. Нет, в тот раз он довольно быстро пришел в себя.